Космология лжи, Детальна інформація

Космология лжи
Тип документу: Бібліотека
Сторінок: 3
Предмет: Філософія
Автор: Александр Секацкий
Розмір: 46.6
Скачувань: 790
Александр Секацкий

Космология лжи

Итак, мы утверждаем нечто очевидное: в мире присутствует ложь. Мы обнаруживаем ее как ближайшую феноменологическую данность в первом же шаге рефлексии. Ложь не то чтобы вплетена в ткань слишком человеческого , она и есть эта ткань, материя практического разума. Коммуникация двух разумных существ человеческого типа по сути своей есть обмен обманом.

Ибо общение двух абсолютно тождественных устройств бесполезно , - говорит Ю.Лотман, и необходимая для вступления в коммуникацию разность наличного может быть описана как степень искажения эталона (неважно какого, истины или нуля ). Структуры человеческой коммуникации поддаются рассмотрению в терминах работы ткацкого станка - если принять во внимание как и какую материю он производит. Привод машины, в свою очередь, запускается энергетикой обмана, водоворотом, образующимся в круге всеобщей аферистики. Но мы не будем вдаваться сейчас в подробности процесса прядения нитей, сплетающихся в покрывало майи, в ткань повседневности - гегелевский Weltlauf. Попробуем просто всмотреться в факт присутствия лжи в мире. Среди следствий, вытекающих из наличия лжи, мы обнаружим многое, для чего первым делом необходимо выйти за пределы ограничивающей этической оппозиции ложь - истина , где члены оппозиции жестко отождествляются с полюсами другой дихотомии: добро - зло . Акт трансцендирования, или высвобождающей рефлексии, тут же порождает смотровую площадку, откуда ясно видимы дела лжи, все многоцветье ее модусов - от самых примитивных, где ложь изобличена и тем самым приручена (выдернута из круга перевоплощений) до наиболее отдаленных порождений лжи - таких как вежливость, тактичность, искусство.

В том, что культура есть производное лжи, сходятся такие разные мыслители как Ницше и Толстой, Геббель и Уайльд. Да, производное - но это не первая производная, ибо ей предшествует то, что мы можем назвать онтологией и космологией лжи.

Вот вопрос, требующий серьезного размышления: существует ли ложь в мире до и помимо человека?

Писательница Ирина Полянская, размышляя об обычном базаре, где на прилавках красуются огромные фальшивые овощи, накачанные нитратами, где все весы лгут, и царит закон обсчета и обмера, высказывает удивительную по глубине проникновения мысль: И я, и небо, и помидор, мы лжем - не нитраты сжигают плод изнутри, а все та же немилосердная ложь, прожорливая как трупный червь. Люди думают, что это они ее изобрели, что они ею воспользуются, вот встанут как следует на ноги, сядут на престол, - а потом прогонят ее во имя детей - но на самом-то деле это она изобрела их, она их вылепила и уже не отпустит .

По своей предельности данное заявление перекликается с другим, восходящим к Аристотелю и противоположным по смыслу: ложь не существует, она есть род небытия, отрицающий сущее и не имеющий иной опоры, кроме как в отрицаемом.

Я хотел бы предложить попытку разрешения коллизии не на уровне феноменологии, а обратившись к космологическим версиям. Как соединить аристотелевское, вообще чисто логическое понимание лжи с очевидной интуицией ее предшествия порядку сущего и тем более разуму?

Место лжи - это место провала в субстанциональности сущего, пропасть, через которую не может пройти ни одна каузальная связь. Ложь - излишек Бытия, ее среда это невидимое Богу, именно в этом смысле со времен Платона ложь понималась как небытие. Ибо она вне замысла, вне сферы эйдосов. Онтологически ложь есть эпифеномен Большого Взрыва, слышимость содрогания, испытываемого материей, когда ее пронизывает Дух в творческом акте. Поэтому миражное квазипространство лжи, т.е. отзвука и отблеска может быть изъято из Бытия без малейшего ущерба-ничего не изменится. Но лишь до тех пор, пока не появляется устройство, способное считывать морок, реагировать на отсвет (reflexio), пока не появляется утилизатор миражей - человеческий разум.

С этого момента и начинается обморок бытия (Хайдеггер) или недуг божества , как еще раньше обозначил ситуацию Ф.Геббель. Попробуем пристальнее вглядеться в космологическое начало лжи. Здесь, в своем истоке ложь ничуть не похожа на привычный обман, не похожа она и на аквариумную рыбку, на яркий нитратный фальсифицированный помидор. У нее нет еще не только этического измерения, но даже и субъекта, у лжи на первой стадии еще нет лжеца. Точно так же, если представить себе эволюцию нечисти, то появление Вия можно отнести лишь к самым последним этапам.

Пока мы обнаруживаем колыбель лжи как слышимость содрогания , иными словами - как эхо-эффект творения. Обобщая космогонические идеи, идущие от платоновского Тимея к неоплатоникам и некоторым гностикам, можно представить себе следующую картинку.

Происходит Божественный Выдох, творческая эманация изливается в мир, в ничто, в лишенность . Но заставаемый хаос дотворческого состояния, пресловутое библейское тоху-боху , оказывает преобразующему воздействию Бога некоторое сопротивление (согласно Тимею - неравномерное; как в Греции, так и в средневековой теологии вплоть до Николая Кузанского весьма популярной была мысль, что разнообразие сущего объясняется разной способностью материй вместить Откровение - в результате творение принимает вид некой иерархии: упорядочение, оживотворение, одухотворение, олицетворение... Мы обнаруживаем все градации взаимодействия Логоса со слоями Хаоса - от полной асфиксии до высшей готовности типа духовной жажды. Сопротивление приводит к отбрасыванию какой-то, сравнительно ничтожной, части Творческого Усилия - что как раз вполне уместно будет назвать эхо-эффектом Творения. Отраженная эманация содержит в себе меру сопротивления, непросветленности Вселенной, остаточность хаоса - но не только. Эхо-эффект оказывается одновременно и удвоением, редупликацией дотворческой неупорядоченности, ведь он повисающее свидетельство о конкретном ничто. Вся внутренняя мера разнообразия тоху-боху вынесена теперь на экран и засвидетельствована как негатив сущего, вот только неизвестно пока, кому или пред кем засвидетельствована, ибо центр исходящей эманации не имеет обратной связи. Тут мы сталкиваемся с отрицательным условием всемогущества Бога: Господь не может испытывать страдательных состояний. Обратная трансляция пассивных состояний, т.е. приток свидетельств о несовершенстве, о ничто требует регистрирующего разума иного типа.

Скажем так: есть вещи (если они есть!) которые должны быть неведомы Богу, поскольку такое знание разрушало бы иерархию эйдосов - божественный порядок. Например, в сферу невидимого Богу должно входить человеческое внутреннее, причем не только в смысле фрейдовского подсознания, но и в смысле необитаемости свыше имманентного круга человеческой рефлексии - квази-пространства отзвука, эхо-эффекта вещих слов.

Теология и философия неоднократно подходили к такому понятию как предел разрешимости Божественного Интеллекта, чаще всего прикрывая логическую пропасть словами о непостижимости Воли Бога. Мы можем сослаться на Маймонида, на Исаака Лурию или Спинозу, но лучше обратимся к одному из парадоксов Витгенштейна, содержащемуся в Лекции по этике . Витгенштейн говорит, что если бы некто всезнающий написал бы книгу, в которой было бы изложено все, такая Книга была бы сплошным перечислением фактов - ни одному этическому суждению, ни одной оценке не нашлось бы в ней места.

Добавим, что Витгенштейн прав как раз в том случае, если имеется в виду Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог Декарта, Спинозы и - самого Витгенштейна. Если же предположить, что Автор Книги знает абсолютно все, не имея вообще сферы своего невидимого , тогда Книга будет выглядеть совсем не так, как представляет себе Витгенштейн.

Знающий все должен был бы знать и мое незнание, ибо оно, по меньшей мере, есть некоторый факт, не менее достойный считаться фактом, чем число ног у каракатицы. В каждом незнании остальной мир образует остаточную конфигурацию - мир, поскольку я его не знаю . Эти миры, во всяком случае, не меньше отличаются друг от друга, чем горизонты познанного.

Кроме того, некоторый субъект N, помимо собственной картины мира, имеет еще картину мира субъекта M, как она представлена в сознании N , и эти данные тоже непременно должны войти в Книгу Всезнающего, раз уж он претендует на знание всего. Придется дать также и описание потенциальных конфигураций, которые только еще имеют появиться, их исчисление должно быть доступным Всеведущему, ведь не может же ось времени оказаться последним горизонтом для того, кто не знает незнания.

Если теперь оценивающе взглянуть, что же будет представлять собой такая книга, то окажется, что факты, в привычном для позитивизма смысле, совершенно затеряются в ней, в лучшем случае займут ничтожное место невыделенного оглавления, все же остальное безбрежное содержание будет заполнено соотношениями искажений - т.е. оценками, как внутри взаимонезнаний, так и по отношению к эталону. Иными словами, книга, претендующая на то, чтобы бесстрастно зарегистрировать абсолютно все , будет грандиозным классным журналом, превышающим по размеру Вселенную. Она уничтожает саму себя. Инстанция всеведения окажется перенасыщенной искажениями, сплошным шумом, начисто забивающим иерархию форм, экземплярность сущего. Без допущения невидимого Богу , без запрета обратной трансляции эхо-эффекта творения, акт творения не оставляет в живых Бога Живого, т.е. оказывается самоубийством Демиурга.

Так первый шаг онтологического конституирования лжи сделан; понятно и то, почему ложь может считаться несуществующей . Отсвет эманации отбрасывается в никуда, в измерение, порождаемое самим отбрасыванием. Можно сказать, что миражирование сущего есть эпифеномен его тиражирования как экземплярности и множественности. Известно, что мираж дезориентирует лишь того, кто способен его увидеть. И тогда дар прозрения, некая прибавка разрешающей способности интеллекта приводит к визуализации миражного слоя; новые видимые измерения закручивают круговорот блужданий на ровном месте - отсюда понятно, почему ложь и заблуждение так часто пишутся через запятую, в синонимическом ряду.

Впрочем, оптическая метафора не имеет других преимуществ кроме удобства в силу ее подробной проработанности в европейской философии. С таким же успехом, опираясь на Дионисия Ареопагита, Фому или Николая Кузанского, мы можем очертить сферу невозможного для Бога. В частности, для Бога, и именно в силу его всемогущества, невозможно несовпадение мысли (слова) и дела . Никакое умышление Бога не оставляет творение в прежнем виде, ибо

...дождинки падали бы сами, но ведом их созвучный строй Тому, кто мыслит не словами, садами мыслит и землей...

В канонических богословских текстах неизменно указывается, что мысль (замысел) Творения нераздельна с самим творением , что Акт и Потенция в Боге суть одно (аристотелевский мотив, неизменно воспроизводимый по всему теологическому фронту от Фомы Аквинского до Мейстера Экхарта). Т.е. Логос есть вещее слово в самом прямом смысле, его буквы - стихии, когда они звучат ( Да будет так ), тем самым непосредственно бытийствуют, что никак не остается безнаказанным для сущего.

Иное дело человеческое мышление, пробегающее по химерным измерениям отсвета (рефлексии), - оно способно раскручиваться сколь угодно долго, не сдвигая сущее со своих мест. Все прочие особенности человеческого познания вытекают из этой его топики, уникальной способности двигаться по измерениям несуществующего-для-Бога , двигаться, не ощущая ни малейшего сопротивления, не взаимодействуя с веществом; поскольку оно в эти измерения не простирается. Поэтому и скорость мысли сопоставима со скоростью излияния эманации или творческого выдоха. Разум человеческого типа, это сознание , преимущественно имеет дело с тем, с чем никогда не имеет дела Логос - со свидетельством остаточного сопротивления мира, с отбросами творящего импульса.

Именно здесь, среди теней, в сфере искаженного удвоения сущего, и построен Дом Бытия Человека, здесь его место. А гул бытия, который мы слушаем и слышим, состоит главным образом из неразборчивых бормотаний, мы до сих пор слышим и транслируем искаженное эхо отзвучавших творящих слов. Конституирующая роль зова, о которой говорил Хайдеггер, очевидна, но сам первоисточник зова неидентифицируем, и потому пребывает в нерасслышанности.

Эхо-эффект, слышимый благодаря особому устройству слуха, накладывается на прямой голос Бога и забивает его: как различить истинное слово в шумовой завесе, в которой мир являем человеку благодаря роковому избытку слуха, странной способности считывать мираж и зачем-то ведать неведомое-Богу ? Во всякой религии есть труднейшая задача, формулируемая следующим образом: как отличить просветление от наваждения? Наилучшим выходом была бы недоступность квази-пространства лжи - неслышимость эхо-эффекта. Но человек, увы, лишен этой общей благодати Бытия и потому имеет иную судьбу. Человек есть существо способное ко лжи, его пути проложены через сферу удвоения сущего, через рефлексию. В свое время, в период всеобщего увлечения кибернетикой, Тьюринг предложил гениальный способ отличить, кто перед нами: человек или машина. Критерий прост: если не сможет солгать - значит, не человек; что угодно другое - зверь, Бог или машина, но не человек, ибо он один есть тот, кому ложь непосредственно видима, и более того, тот, для кого непосредственно-видимое (явление, видимость) есть ложь. Собственно, гениальность хода, предпринятого Тьюрингом, заключалась в отождествлении двух вопросов: Может ли машина мыслить? и Может ли машина солгать? Поскольку мышление, если речь идет о человеческом мышлении, а не об ином возможном разуме , говоря словами Канта, есть самовозрастающая ложь, сконцентрированная до состояния субъекта - обмен обманом. Душе присущ самовозрастающий Логос - утверждал Гераклит, но сама-то душа присуща самовозрастающей лжи, ложь как реальность осаждается из этого процесса самовозрастания, трансляции и усиления эхо-эффекта. Дистрибуция лжи между соучастниками рефлексии порождает специфическую среду, в которой происходит размножение миражей. С какой-нибудь третьей точки мы могли бы наблюдать мультипликацию химер, возвращение лжи назад из отброшенности, ее просачивание в суставы замысла, в причинные цепи.

Полость сознания представлена как сложная вышивка на преднаходимой канве свидетельствования о несовершенстве. Топика сферы отбрасывания лучше всего моделируется понятием испорченного телефона - пространства, в котором любой сигнал испытывает превратность неминуемого и множественного искажения. В этом смысле испорченный телефон абсолютно предшествует нормальному телефону как технически воплощенному устройству дальнослышания (что с редким изяществом демонстрирует Авитал Ронелл). Сфера руморологии, или болтовни, представляет собой не только колыбель рефлексии, но и поле битвы между устройствами, поглощающими ложь в качестве своей подкормки (утилизаторами лжи, людьми) и самой ложью, рекрутирующей себе пригодных носителей и утилизирующей их.

Итак, в начале было Слово. Изначальное слово исчерпывающим образом заключает в себе замысел творения, древнееврейское Авбенэмунос - Да будет так! . Гулкое эхо разнесло отзвуки единственного миросодержащего слова по бесконечной сети испорченного телефона ; разгул ревербераций по коммуникации продолжается и по сей день, когда само слово уже явлено и воплощено. Постулат о человеческой коммуникации (или о так называемой интерсубъективности) как встроенном генераторе искажений позволяет нам понять факт достаточности единственного слова: все прочие слова, складывающиеся в языки, речи и вообще тексты, объяснимы через эхо-эффект, заметавшийся в ловушке испорченного телефона, через нерасслышанность и бесконечные переспрашивания.

Отсюда начинается культурогенная роль лжи, ее замысловатые челночные движения, сшивающие ткань социальности и индивидуальной психики. Но и космология лжи здесь вовсе не заканчивается. Перемещение по измерениям невидимого-Богу , которое в зависимости от направления может именоваться полетом воображения или шагом рефлексии, в общем случае не сдвигает сущее со своих мест, пронизывает воображаемые оси мира без последствий для Плана Творения. Однако анизотропность самой рефлексивной среды (неоднородность мыслимого) распознаваема для Л-сознания , для разума человеческого типа. Реальность опознается по оказываемому ею сопротивлению, мы не случайно говорим о столкновении с реальностью. Наивысшая, эквибожественная скорость перемещения достижима для Л-сознания только в модусе если бы да кабы , во внутримиражном скольжении чистого воображения. Для считывания самой отдаленной (от сущего) видимости Л-сознанию не требуется усилий. Понятно, что результатом перемещения по химерному слою может быть только полихимеризация, занятие, излюбленное в детстве, но и в дальнейшем составляющее непременный, ежедневный тренаж лжеца. Многие едкие замечания Гегеля по поводу категории возможности имеют в виду именно эту склонность человеческого разума (Л-сознания) пребывать в своем Доме Бытия, в свободном полете. Что же касается рефлексии, то ее развертывание сопровождается затрудненностью, продвижение происходит шагами, и каждый шаг рефлексии связан с попыткой позиционного перемещения; вслепую, по степени сопротивления и противостояния рефлексия определяет объект.

ьника. Точно так же ничто и не помогает (изнутри рефлексии) непосредственно усмотреть его существование. Предприняв попытки рассмотреть вопрос с разных сторон, Кант приходит к следующему, вполне справедливому выводу: Я надеялся бы прямо свести на нет все эти бесплодные хитросплетения точным определением понятия существования, если бы я не заметил, что иллюзия, возникающая от смешения логического предиката с реальным, не преодолевается почти никаким поучением ... Логическим предикатом может служить все что угодно, даже субъект может быть предикатом самого себя .

The online video editor trusted by teams to make professional video in minutes